Пандемия и самоизоляция заставили многих замедлить темп и осмотреться вокруг

Прошло примерно девять месяцев с момента первого локдауна. По человеческим меркам это срок беременности, за который происходит формирование совсем новой жизни, которая будет адаптироваться в современном мире, полном непредсказуемости.

Какими стали мы за это время? Как изменилась жизнь столицы? Изменилась ли? Возможен ли возврат к старому? Или наша жизни уже никогда не станет прежней? Вот эти вопросы я задала московским друзьям и знакомым. Ответы были неожиданно разными.

«Сначала я обрадовалась», — так начала свой ответ на мой вопрос женщина 48 лет, предприниматель и владелица производства «средней руки». «Думала, что наконец-то появилось время пару недель передохнуть. Вируса не боялась, так как была уверена в том, что вся семья переболела еще зимой, а отдых был желанным: очень уж сложной и загруженной выдалась зима.

Посмотреть фильмы, помыть окна, перебрать и постирать вещи — все это планами роилось в голове. Прошли две недели, но ничего из задуманного так и не получилось сделать. Дальше было, как в мультфильме: «Они посидели еще немножко, потом еще немножко, пока мед совсем не закончился». Время шло. Деньги таяли. Никаких компенсаций семья не получила, потому что сыну уже больше 16 лет. Необходимость платить за квартиру, электричество, телефон и интернет нависали над семьей растущей пугающей тучей.

Вместо прочитанных книг зачарованно смотрела «сводки военных новостей», которые под грозную музыку ежечасно выдавали наши СМИ. Количество заболевших росло, статистика крутилась, как вошь на гребне, но логически не укладывалась в голове. Не покидало ощущение какого-то сюра, профанации, массового гипноза и обмана, потому что попытка взять в себя в руки и посмотреть статистику заболеваний прошлых лет в разных странах, и конкретно в моем городе, говорила про другое.

Но самое сложное началось после продления этой несчастной САМОизоляции, как это изощренно обозвали наши власти, избавив себя от любой ответственности за происходящее. Самое сложное — это отвечать за звонки сотрудников, которые через пару недель стали все настойчивее. «А что дальше? Будут ли деньги? Ведь президент обещал, что с сохранением зарплаты!» — это текст в разных вариациях я слушала все чаще и чаще. Хотелось ответить: «Президент обещал, президент пусть и выполняет!».

Впадать в панику лично я начала месяца через полтора, когда стало понятно, что ЭТО надолго, а помогать бизнесу и проявлять участие к нашим проблемам, связанным с финансовыми потерями и ответственностью за жизнь моих сотрудников, никто не собирается. Где-то в прессе читала о том, что люди обижались на руководителей за отсутствие выплат и увольнения, но хочется спросить: если бизнесу власти не дают возможности работать, нарушая все производственные цепочки, а помощь обещают только на бумаге, то что делать мне? Откуда брать деньги, когда понимаешь, что через два-три месяца ты остаешься только ДОЛЖЕН, но при этом государство НИЧЕГО не должно тебе?

Выгребать из этой трясины придется долго и тяжело. Половину сотрудников я была вынуждена уволить. С лета платежеспособность населения упала, и мы на производстве ощущаем тотальный дефицит адекватных законодателей, имеющих желание понять наши проблемы. Легкая промышленность — это целая сеть взаимодействий, от выбора ткани и фурнитуры, до поставки конечному звену — покупателю. Это не только финансовое бремя кредитов, но и зависимость от спроса, который тает на глазах.

Что мы дальше будем делать? Не знаю. Живем одним днем, ведь каким будет наше завтра, сегодня мы не знаем. И еще есть ощущение, что власть этого не знает тоже. Налицо хаос системы. Планировать что-либо даже на неделю вперед невозможно. Иногда думаю, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Разговоры с людьми были разными. Кто-то стремился высказать то, что наболело. Кто-то давал короткие четкие ответы и махал рукой, типа «К чему все это? Есть ли смысл обсуждать?», но с моей точки зрения, необходимо попытаться дать объективную оценку происходящему, хотя бы для того, чтобы не разрушать реальность, наступившую сегодня. Ведь если не проговариваешь свое отношение к таким «коллективным кризисным событиям», то как понять степень воздействия на психику людей и его последствия? Это невозможно. А понять надо, потому что фраза «А как жить дальше?» звучала практически у всех.

Бюджетники по весне с радостью отправились «на отдых». Дача уже грела солнцем полянки. Одуванчики вещали о том, что пора готовить газонокосилки. Деньги платили исправно. Правда, чуть меньше обычного, без обещанных премий, но возможность «высадить розы и перебрать крупу» многое компенсировала.

«Я была счастлива! Отчалили на дачу. Правда, пришлось потратиться на интернет для связи со школой и новый телефон для ребенка, для лучшей видимости и слышимости, но теплый воздух и зелень растворили в кайфе грустные мысли. Сад был окучен, дом прибран, сын досрочно, в середине мая, закончил седьмой класс, а самоизоляция только «входила во вкус». Вокруг никто не болел, это радовало. Но на душе почему-то становилось все грустнее. Не добавляли оптимизма идиотские «сводки с полей», в которых с марта существовал только коронавирус, как будто все остальные заболевания исчезли с лица земли. Я начала все чаще вспоминать про свою гипертонию, которую, случись что, негде будет лечить, потому что поликлиники и больницы или не работают, или перепрофилированы. Ком в горле встал, когда рубили яблоневый сад на территории 70-ой больницы, для того чтобы там поставить какие-то шатры для увеличения количества коек, но, по-моему, этими шатрами так никто и не воспользовался.

Убивает отношение к городу этих власть имущих! Тупость реформ, уничтожающих все правильное и нужное для жителей Москвы, не поддается никаким описаниям и критике. А свалившаяся на нашу голову пандемия только окончательно убедила народ в полной недееспособности чиновников.

Лето всех чуть расслабило, хотя слухи о втором локдауне теребили нервную систему. Осень накрыла пессимизмом, дистанционкой и полным неверием в правдивость любой информации. Впечатление, что идет война, а все мы находимся на линии фронта. Каждый день ожидаешь какого-то информационного взрыва. Стайки детей с потерянными глазами и громким смехом. Изуродованные масками лица. Шатающиеся по улицам бомжи и бабушки в лохмотьях. Постоянные объявления в транспорте о том, что все заболеют, а, может быть, и умрут. Бегаешь перебежками по городу и ждешь, когда кто-то голодный вырвет у тебя сумку. Нет желания нарядиться, накрасить губы. А зачем? Ведь в автобусе необходимо натянуть намордник и быть «сознательным», а театры и кафе превращаются в концлагерь, где тебя обязательно посчитают. Телевизор не смотрю очень давно, но... войну сейчас чувствую кожей».

Тяжелее всех медикам. Как говорят сейчас многие их них, «вскрываются гнойники оптимизации». Эти нарывы есть везде, но особенно остро люди ощутили их в медицине и образовании. Теперь не скрыть то, что уже несколько лет удавалось завуалировать ложью и отписками.

«Для меня мало что изменилось на самоизоляции. Работать мы продолжали так же, даже по выходным. Обращений стало меньше, потому что люди боялись вызывать врачей на дом, и стало складываться впечатление, что они решили прожить без нас. Многие до смерти боялись вызвать врачей, чтобы, избави бог, не отправиться на „удаленку“, или не получить штраф за выход из дома „дальше ста метров от подъезда“. Все стали лечить себя самостоятельно, что не добавляло здоровья никому, как ты понимаешь», — поделилась со мной мыслями врач с большим стажем работы, молодая женщина 40 лет.

«Для экономии бюджета нам, рядовым врачам, НЕ работавшим «на линии фронта» в ковидных больницах, урезали зарплаты, попросив написать заявление об уменьшении ставки с 0,5 на 0,25. Складывается впечатление, что администрация платит нам из своего кармана, а не из бюджета, но, видимо, таковы были «указания вышестоящих». Мы с коллегами подумали, посоветовались, и писать такое «прошение» отказались. Но по слухам многие заведующие ваяли такие заявления за своих докторов.

На момент пандемии мы с сыном жили в съемной квартире, и ребенку приходилось с утра до вечера сидеть дома в одиночестве. Что было в течение дня, как проходили уроки, что он ел и пил, мне сказать сложно, так как я с утра до вечера «была на посту». Из хорошего могу сказать только то, что это вынужденное одиночество приучило сына к самостоятельности, и он понял, как сложно вести дом и хозяйство. Мой взрослый ребенок открылся для меня с другой стороны. Я поняла, что у меня есть крепкий тыл и надежный помощник!

Тяжелее всего было родителям. Они до смерти боялись выйти из дома. Особенно мама, потому что у нее целый букет не самых легких заболеваний. На нервной почве из-за самоизоляции у нее все обострилось. Плюсом к этому добавилась гипертония. Они с отцом маниакально вытирали ручки входных, межкомнатных, оконных и балконных дверей, и двери ванны и туалета. В глазах был ужас, и они перемывали все, к чему я прикасалась у них в доме за 10-15 минут пребывания.

Немалых сил мне стоило уговорить их уехать в деревню, потому что там они боялись заболеть еще сильнее. Боялись заболеть и остаться без помощи. В конце апреля я их вывезла, но когда я уехала, они стали прессовать мне мозги еще сильнее, потому что страхи и хронические болячки от стресса обострялись. Прошло уже больше полугода, но по сей день, как мне кажется, тревога не ушла.
Брат с женой поддались панике родителей. Они законсервировались в квартире, и заказывали еду на дом, практически не выходя на улицу. Мой старый дедушка тоже сидел дома, а приходящих к нему соцработников встречал в маске и перчатках. Чуть приоткрыв дверь, он забирал все необходимое и шел мыть руки.

Летом почти всех накрыло депрессняком. Появились проблемы со сном и давлением. Сейчас старики начали хотя бы немного гулять, хотя думаю, что страх до конца так и не отпускает. Я стараюсь смотреть на жизнь оптимистичнее. Менее критично начала оценивать окружающих, стала больше ценить жизнь и здоровье близких.

На данный момент меня сильно беспокоит образование ребенка. Вопросы «что дальше?» и «кем он будет работать?» накрывают страхом. «Дистанционка» для старшеклассников не имеет никаких логических оправданий, кроме экономии бюджетных денег и отработки цифровых платформ.

Еще я поняла, что пока война государства со своим народом продолжается, надеяться можно только на своего сына и на себя».

Пандемия и самоизоляция заставили многих замедлить темп и осмотреться вокруг. Это время, которое позволило почувствовать реальность на вкус и подумать о себе, а не о работе. Пострадали многие, практически все сферы бизнеса. Туризм, общепит, дополнительное образование всех мастей, и конечно, салоны красоты, которые тоже в одночасье закрыли свои двери. Правда, по моим наблюдениям, парикмахерские услуги все же были востребованы у чиновников, которые появлялись на экране с ухоженными головами и новыми прическами, но, судя по всему, как обычно, запреты касались только простых смертных.

«У меня не было тягостного ощущения. Сначала была растерянность, а потом даже радость от того, что я с утра не буду вставать и нестись на работу. Незапланированная передышка положительно сказалась на хозяйстве и общении с близкими. В уныние не впала, потому что понимала, что этот цирк с конями не вечен. В плане финансов не шиковали, хотя и не голодали. Слава богу, что работал муж, потому что если бы мы сели „отдыхать“ оба, то, мягко говоря, оптимизма бы это не добавило. На обещания продукты не купишь. В работу после изоляции вливалась с трудом. Ритмы были нарушены, и уже успели наработаться новые привычки. Постаралась выстроить осенний график так, чтобы не умереть от усталости».

Работники банковской сферы, особенно те, кто моложе тридцати пяти, видимо, знают чуть больше остальных. Они не любят длинных комментариев, и с тяжким вздохом, к размышлениям о психологической усталости, говорят примерно следующее:
«Выматывает неопределенность. Бесит невозможность что-то запланировать. С одной стороны, есть ощущение свободы, что ты пашешь не от звонка до звонка, но есть и понимание того, что система с громким треском скоро провалится. Не хочется идти на работу, чтобы не оказаться под обломками. Хочется все бросить и начать жить заново где-то в другой стране и другом месте. Идет тотальная смена ориентиров. Приоритеты меняются с бешеной скоростью.

Часто накрывает опасением финансовой нестабильности, но в душе живет надежда на перемены и искоренение человеческой тупости, которая дала метастазы во все коридоры власти».

Старшие дети, которые тоже подключались к разговору взрослых о пережитых месяцах и перспективах будущего, говорили практически одно и то же. Если коротко, то это будет звучать так: «Что будет, если ничего не изменится? Постапокалиптический мир, в котором можно передвигаться только по пропускам. Все в „намордниках режима“. Если кто „против“, то лицом в землю и кандалы на ноги. Круглосуточная пропаганда СМИ, злое и нищее население, уже не ожидающее просвета. Вот такие задачи ставит перед собой государство, и долг взрослого населения страны заключается в том, чтобы этого не допустить. Хотя бы ради наших маленьких детей».

Вот такие зарисовки столичной жизни представляются нашему с вами взору. К этому с грустью могу добавить, что самым распространенным транквилизатором и спасением от тяжкого стресса у многих стал алкоголь. Уж этот рынок точно не остался без прибыли. Пострадали в этой сфере только, пожалуй, закрывающиеся то тут, то там бары и рестораны. Люди, как в старое доброе советское время, предпочитают кухни и парки.

Если подвести итоги, в настроениях жителей Москвы лейтмотивом проходят: страх за будущее детей, за их образование, страх потери источника дохода, тревога за некачественную и не всегда доступную медицину. Фоном для всего этого является понимание того, что «мир никогда не будет прежним», а за всем этим хаосом каждый из нас теряет главный и невосполнимый ресурс — ВРЕМЯ.